Сама-то гавань Габриэла, впрочем, появилась позднее. Сейчас это уже не те доки, где я болтался столько лет назад. Теперь тут швартуются прогулочные яхты. За запертыми воротами возвышаются сотни мачт – прямо лес после пожара. А за ними – яхты моторные, иные миллионы стоят.

Но не все. Яхта Бадди Локриджа меньше всего напоминала плавучий дворец. Локридж, ставший в последнее время, по словам Грасиэлы Маккалеб, партнером и лучшим другом ее мужа, жил на паруснике длиною в тридцать два фута. Вы бы ему дали, впрочем, все шестьдесят, столько всего умещалось на его палубе. Настоящая свалка, право! Не сама яхта, а то, во что ее превратили. Живи Локридж в коттедже, во дворе бы у него теснилось множество машин на приколе, а комнаты были бы забиты пачками старых газет.

Он перехватил меня прямо у причала. Выполз из каюты в шортах, сандалиях и футболке, застиранной до того, что надпись на груди прочитать уже не было шансов. Грасиэла упредила звонком мое появление, и парень знал, что я хочу поговорить с ним, хотя не догадывался о чем.

– Итак, – начал он, ступая на причал, – Грасиэла говорила, якобы вас интересуют обстоятельства смерти Терри, верно? Вас страховка интересует… или что?

– Что-то вроде этого.

– Частное расследование, так следует понимать?

– Верно.

Он потребовал документы, и я показал ему заламинированный экземпляр лицензии, которую мне прислали из Сакраменто. Прочитав отпечатанное имя, он с удивлением округлил глаза:

– Иероним Босх. Разве так не художника безумного звали?

Не часто встретишься с такими знатоками. Это кое-что говорит о Бадди Локридже.

– Одни считают его безумным. Иные полагают, что он в точности предсказал будущее.

Лицензия, похоже, удовлетворила Локриджа. Он согласился поговорить со мной – на яхте или в бакалее, где можно выпить по чашке кофе. Вообще-то неплохо бы взглянуть на его дом-яхту вблизи, это основа любого расследования, но рановато мне демонстрировать свои намерения. И я сказал, что кофе – отличная идея.

Бакалея оказалась магазинчиком в форме корабля, в пяти минутах ходьбы от причала. По дороге мы болтали о том о сем, я по большей части слушал сетования Бадди на то, каким придурком его выставили в фильме про Маккалеба.

– Вам ведь заплатили, верно? – спросил я, когда морской волк наконец замолк.

– Да, но не в этом дело.

– Как раз в этом. Положите деньги на свой банковский счет и выкиньте из головы всю историю. В конце концов, это всего лишь кино.

У магазинчика обнаружилось несколько свободных столиков и лавок, и мы устроились со своим кофе на свежем воздухе. Локридж засыпал меня вопросами. До времени я не мешал ему. Этот Бадди – важное звено моего расследования, он ведь знал Терри Маккалеба, был одним из двух свидетелей его смерти. Пусть уж чувствует себя в моем обществе свободно. Пока не выговорится.

– Так что у вас за плечами? – любопытствовал он. – Служили в полиции?

– Почти тридцать лет. В Лос-Анджелесе. Половину этого срока занимался убийствами.

– Ах вот как? И были знакомы с Террором?

– С кем, с кем?

– С Терри. Я называл его Террором.

– С чего это?

– Трудно сказать. Называл – и все. Я всем даю прозвища. Терри встречался с террористами лицом к лицу, понимаете? Вот я и прозвал его Террором.

– А как насчет меня? В смысле прозвища.

– Вы…

Он посмотрел на меня, как скульптор, прикидывающий размеры гранитной глыбы.

– Вы… Вы будете Гарри-Чемоданом.

– Это еще почему?

– А потому что вы какой-то помятый, словно только что из чемодана.

– Годится, – кивнул я.

– Так вы знали Терри?

– Да, мы были знакомы. Вместе вели несколько дел, когда он работал в Бюро. И еще одно, уже после того, как ему пересадили сердце.

Бадди щелкнул пальцами и уставился на меня.

– Точно, теперь припоминаю! Вы были тем полицейским, который оказался на посудине, когда на Терри накинулись эти гады. Вы спасли его, а потом он вас выручил.

– Все так, – кивнул я. – Ну а теперь, Бадди, можно вам задать несколько вопросов?

Бадди раскинул руки – мол, он в моем распоряжении и скрывать ему нечего.

– Ну конечно, конечно, приятель, я вовсе не собирался захватывать микрофон, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Я вытащил блокнот и положил его на столик.

– Спасибо. Начнем с вашего последнего рейса. Расскажите о нем.

– А что вы хотите знать?

– Все.

Локридж с шумом выдохнул.

– Ничего себе просьба!

Тем не менее он приступил к рассказу. Поначалу то, что говорил Бадди, вполне совпадало с тем немногим, что я читал в газетах Лас-Вегаса и слышал на отпевании Терри. Маккалеб и Локридж вышли в четырехдневный рейс, взяв одного пассажира, пожелавшего ловить марлинов в водах Южной Калифорнии. На четвертый день Маккалеб, стоявший в рубке у руля, вдруг пошатнулся и рухнул на пол. Яхта находилась в двадцати двух милях от берега, где-то между Сан-Диего и Лос-Анджелесом. В службу береговой охраны был немедленно послан сигнал SOS, оттуда выслали спасательный вертолет. Маккалеба доставили в больницу на Лонг-Бич, где врачи сразу констатировали смерть.

Дождавшись конца рассказа, я кивнул – да, все верно.

– А сами-то вы видели, как он упал?

– Нет. Но почувствовал.

– Как это?

– Ну, он был в рулевой рубке, наверху. А я в кубрике, с пассажиром. Мы шли на север, домой. К тому времени клиент наш уже нарыбачился, даже к снастям уже не подходил, так что Терри дал полный, может, двадцать пять узлов. Ну вот, сидим мы с Отто – это наш пассажир – в кубрике, и вдруг яхта разворачивается под прямым углом, на запад. В открытое море. Я сразу понял – что-то не так. Полез наверх, заглянул в рубку, а там Терри упал на руль. Потерял сознание. Я к нему! Он еще дышал, но явно вырубился.

– И что же вы сделали?

– Когда-то я работал спасателем. В Венеции. И все еще помню, чему меня учили. Я позвал Отто, тот связался с береговой охраной и встал за руль, а я взялся за Терри. Откачать его мне так и не удалось, но я делал искусственное дыхание до тех самых пор, пока не появился вертолет. А это вам не пять минут.

Я все записывал. Не так уж это было важно, но мне хотелось, чтобы Локридж видел: я принимаю его всерьез, и все, что он считает важным, важно и для меня.

– Сколько?

– Минут двадцать, может, двадцать пять. Точно не скажу, но когда восстанавливаешь дыхание, кажется, целая вечность прошла.

– Естественно. Все, с кем я говорил, в один голос утверждают: вы сделали все, что могли. Итак, Терри не вымолвил ни слова? Просто обмяк и упал на руль?

– Именно.

– А до этого? Помните его последние слова?

Локридж даже ногти принялся грызть от напряжения.

– Хороший вопрос. По-моему, он вышел из рубки, перегнулся через перила над кубриком и крикнул, что к закату будем дома.

– Задолго до того, как потерял сознание?

– За полчаса, может, чуть больше.

– И выглядел он нормально?

– Да, как обычно. Террор он и есть Террор… Понимаете, что я хочу сказать? Никто не предполагал, что случится через каких-то полчаса.

– Уже четыре дня прошло, как вы вышли в море, так?

– Точно. Тут у нас тесновато, пассажир занял всю большую каюту, так что нам с Терри пришлось ютиться впереди.

– Вы не обратили внимания, все эти дни Терри постоянно принимал лекарства? Ну, те, что ему прописаны.

Локридж энергично закивал:

– Ну да, он свои пилюли как орехи щелкал. Каждое утро и каждый вечер. Мы ведь с ним много рейсов бок о бок! У него это железно, как часы. И никогда не пропускал времени приема. В этот рейс все было как всегда.

Я сделал еще несколько заметок – просто чтобы помолчать, а вот Локриджу дать возможность поговорить, но он ею не воспользовался.

– А Терри не говорил, что на сей раз таблетки на вкус какие-то другие или что, как примет, чувствует себя иначе?

– Так вот что вам надо? Вы, ребята, хотите доказать, что Терри принимал не те таблетки и, стало быть, можно не платить страховку? Да знай я это, сразу бы вас послал!